Rare classical music

1 Yura-nsk (29.01.2010 10:34)
Заинтриговали описанием!

3 skass2007 (29.01.2010 23:57)
Заинтриговал? Фридман уже более ста лет назад был известен всему миру как совершенно феноменальный мастер, лучший ученик Лешетицкого, мощнейший, фантастический исполнитель Шопена, и так далее. Вот, значит, забыт до какой степени...

5 Yura-nsk (30.01.2010 18:28)
Да.....
Это же гений!
Какое счастье за последние три дня открыть для себя двух столь прекраснейших пианистов....

6 skass2007 (01.02.2010 02:20)
Да, верно, - Фридман именно гений, из тех безусловных гениев, вокруг которых обычно даже почти не возникает споров, - таких, как Софокл, Шекспир, Достоевский. Виртуозность его такова, что превосходит любое воображение. Глубочайшая продуманность всех деталей и целого, совершеннейшая скульптурная отделка каждой вещи не имеют и отдаленного себе подобия ни у кого. И при всем том в нем бушует невиданной силы трагическая стихия. Это колоссального масштаба трагик, у которого даже салонные пьесы исполнены трагического величия...

7 Павел (01.02.2010 02:56)
"Колоссального масштаба трагик" - это исключительно Юдина. Вспомните, как она играет Ноктюрн Шопена (я Вам его давал слушать). Вспомнили? И что, Вы хотите после этого сказать, что Фридман - "Колоссального масштаба трагик". Я слушал его и до этого, сейчас освежаю в памяти и, знаете, пока ничего колоссального не увидел. Да, техника кристальная, чистая; интерпретации продуманные, но чего-то особенного, увы, не вижу... Я не хочу назвать его "холёным пианистом" (ну, это те, которые дальше академизма не могут уйти), он, безусловно, гений, НО чего-то неординарного я тоже не могу заметить.

Та же 1 часть Лунной (2 последние сыграны гениально, спору нет) хороша собой, но... сдержанна!!! Он будто боится переборщить. Только-только подходит к апофеозу в каком-то моменте... Думаешь: "Вот! Вот! Сейчас..." И... Всё, спад.

Драмы тоже особой не увидел. Грустная лирика - да, но только не драма. Пожалуй, только Юдина (как бы Вы её ни называли и ни не любили как пианистку) добилась именно в 1 части Лунной того, что я хотел слышать - нечеловеческой по своей силе и характеру драмы, с надрывом и в итоге с провалом в бездну... У Юдиной я слышу "закат человеческой жизни", а у Фридмана - закат солнца...

P.S. Ещё раз повторяюсь, Фридман - исключительного масштаба пианист (не признать этого может только, наверное, глухой или дурак)! Мой разбор только на примере Лунной не должен для Вас представляться наглядно-показательной поркой гения... Это моё сугубо личное мнение.

8 skass2007 (01.02.2010 05:53)
Ув. Павел, я с Фридманом настолько сжился, столько, наверное, уже тысяч раз слышал каждую ноту его, что мне остается только пожелать Вам счастья. Счастья когда-нибудь УСЛЫШАТЬ Фридмана. У него все в звуке, внутри звука. И в этот звук надо захотеть и суметь вслушаться по-настоящему. В КАЖДЫЙ звук. Если Вы захотите эту работу проделать, Вас ждут огромные открытия. А не захотите - ничего страшного. Можно прожить и без этого. Только, боюсь, тогда Вы, - человек, любящий музыку, - никогда не узнаете, что такое настоящее счастье...

9 Gtn (09.02.2010 16:31)
Что-то я последнее время очень охладел к Фридману. С тех пор, как стало известно мне больше его записей.
нет, что-то до сих пор кажется великолепным, но этих исполнений считанные единицы.
В основном же очень салонно и недостаточно возвышенно, если будет позволено так сказать.
Так в мазурках Шопена очень большое "снижение" из в сторону танцевальной жанровости. Все-таки не стоит забывать. что Шопен их писал уже вовсе не как танцевальные произведения.

10 skass2007 (09.02.2010 17:18)
А мне кажется, что больше возвысить шопеновские мазурки (да и всего остального Шопена), чем это сделал Фридман, попросту невозможно. Он их возвысил до шекспировского уровня. Там такая тяжесть, такая боль, выраженные с такой сверхчеловеческой силой, что их даже слушать трудно, не накопив заранее немалого запаса душевных сил. А эта подчеркнутая, тяжелая, судорожная танцевальность полна трагической иронии и только добавляет исполнению катартической мощи. Вообще говоря, танец не менее возвышенный род искусства, чем какой угодно другой, но танцевать под шопеновские мазурки Фридмана, кажется мне, никто бы не смог, разве только некто гипотетически и трагически конгениальный Фридману и Шопену. Но природа такого гения танца пока еще не создала...
В аннотации к материалу я написал чистую правду о счастье, которое я испытал и продолжаю испытывать, слушая этого непостижимого пианиста. Если кто-то лишен этого счастья, могу только сочувствовать и желать скорейшего его обретения...

11 Gtn (09.02.2010 23:12)
Все-таки я предпочитаю то же самое, только намного тоньше у Пахмана и Розенталя...
Работа над мазурками - сложнейшая и высочайшая муз задача.
Понимание приходит с опытом и с возрастом.
Ритм мазурок очень переменчив у Шопена. По настоящему там сочетание разных народных танцев. каждый из которых по-своему прихотлив.
Фридман же несколько на мой взгляд прямолинеен.
Его же более старшие современники и выдающиеся шопенисты оставили нам несколько иные примеры, которым не оснований не доверять.

12 skass2007 (Вчера 02:29)
Вот у Пахмана и Розенталя, конечно, мазурки великолепны, но в них много именно салонного бисера и тонкостей также салонного рода, а у Фридмана там ВСЕ - и тяжесть, и нежность, и глубина сострадания, и колокольное звучание, какого нигде больше не найти (об этом волшебном звучании, кстати, Рихтер, слышавший живого Фридмана в Одессе, в дневнике вспоминал), и колоссальная мощь... Вся эта сумма рождает из духа музыки подлинную трагедию, которая всякий раз, когда я слушаю Фридмана (а слушаю я его очень много и часто все двадцать без малого лет, как он вошел в мою жизнь), сотрясает меня до самых основ моего существа. И каждый раз это чудо, в которое я до сих пор не могу поверить. Не могу поверить, что на фортепиано, на котором я сам играю всю жизнь, можно играть ТАК. Но, конечно, словами это все передать невозможно, можно только дать вот такой микроскопический набросок громадного впечатления. Почему не все слышат так же, как я, - откуда мне знать? Да это и неважно. Чем мог, я поделился, бутылку запечатал, бросил, дальше - свободное плавание...

13 Gtn (Вчера 11:08)
Я согласен, при желании можно представить и так, это область личного.
Повторяю - ДЛЯ МЕНЯ не все равноценно в его записях.
Фридман великолепно играет Ноктюрнн op55 №2.
Очень здорово "Революционный этюд"
Кстати Рихтер если мне не изменяет память говорил именно про ноктюрны...
Есть такое сложно понятие, почти неупотребляемое в силу своей трудной определенности - как "возвышенность".
Я нахожу у многих более поздних исполнителей, хотя бы начиная с Липатти - заемтный и отрадный сдвиг именно в эту сторону интерпретации Шопена.
С другой стороны мне нравится, когда не совсем потеряна "народная основа" его музыки.
Но мне не нравится - чрезмерно подчеркнутая жанровая основа, хоть мазурок, хоть вальсов, хоть полонезов...
И этот постоянный у Фридмана ритм мазурок с акцентированной и синкопированной 2 долей и отрывистой 3-ей немного "достает". А 16-ноты вообще превращаются в 32, хотя в некоторых мазурках четко проставлены и 32, где это надо.
А потом, "этическое" содержание при такой нарочитой танцевальности все-таки становится менее возвышенным и универсальным.
Хотя да! можно по-шекспировски увидеть в этой "чрезмерности" провление трагедии, или как в рассказе У Борхеса - один писатель переписал слово в слово роман Сервантеса и получился уже не Сервантес а ироничный пересказ оного...
прогресс исполнительства движется к раскрытию больших смыслов и большей "очищенности" от временного и бытового, если вообще прогресс в интерпретации какого-либо автора признавать.
Есть такие, кто "по-своему" не признает, что верно лишь отчасти и с большими оговорками...
За сам материал, разумеется огромная благодарность и всемерное СПАСИБО. Не подумайте чего...
:))
Всегда с огромным интересом слежу за Вашими материалами, появляющимися на этом прекрасном ресурсе.

Спасибо Вам, ув. Gtn, за «портрет» Вашего Фридмана, хотя он совершенно не совпадает с моим. Собственно, тут мы с Вами повесили даже и не портреты Фридмана, а, скорее, наши собственные портреты, так сказать, написанные Фридманом, потому что яснее всего в них высветились различия между нами, а Фридман свой подробнейший автопортрет оставил в записях, которые, надеюсь, долго, а может быть, и всегда, будут вызывать бесчисленные субъективные отклики-отражения, сумма которых, возможно, в конце концов породит и какую-то новую о нем истину, но до этого пока далеко.

Все это, как Вы правильно написали, «область личного», подразумевая, правда, что может быть и какое-то внеличное, объективное восприятие искусства. На мой взгляд, не может быть. Если, конечно, не брать в расчет, например, фиксацию технических ошибок или отступлений от авторского текста, за которыми далеко ходить не надо, они или есть, или их нет. Тут, кстати, Вы верно отметили у Фридмана нередкое превращение 16-х в 32-е. Ему, очевидно, так больше нравилось, потому что добавляло интонационной и ритмической остроты, до которой он был большой охотник. Я сам предпочитаю точное следование авторским указаниям, но Фридману прощаю такое отклонение, потому что это сознательный его выбор, одно из проявлений могучей цельности его музыкальной натуры (у большинства же современных музыкантов подобная неточность означала бы, и означает, потому что точности в пунктирных ритмах ни у кого нет и в помине, элементарную недоработку)...

Мне странно, что Вы из всего богатства его записей выделяете только Революционный этюд и Ноктюрн op. 55 № 2. А другие этюды? А прелюдии? А изумительная 3-я баллада, а a-moll’ный вальс, а оба полонеза, особенно головокружительный B-dur’ный? А Fis-dur’ный экспромт? О мазурках могу только повторить, что для меня это восьмое чудо света, и меня в них больше всего восхищает именно то, за что Вы их ругаете: подчеркнутая жанровая основа, которая, собственно говоря, ведь и есть та народная основа музыки Шопена, о которой Вы, несколько противореча себе, говорите, что Вам нравится, когда она не совсем потеряна. Тут у Вас какой-то смысловой узел не связывается. Ведь эта народная и жанровая основа мазурки и выражена прежде всего именно в синкопированных слабых долях, изначально ей присущих, без которых мазурка теряет свою форму, свое ритмическое и метрическое лицо. И именно в этой безупречной, словно из драгоценного металла отлитой форме, разворачиваются у Фридмана трагические события, согретые его состраданием и любовью, и воздействие на слушателя многократно усиливается благодаря, как я уже писал, иронии контраста между этой танцевальностью и тем, что совершается внутри нее. Вспомните, например, завершение cis-moll’ной мазурки, в которой (моя субъективная версия, так сказать, максимально зуммированная) танцующий герой погибает, по какой-то страшной инерции, как курица с отрубленной головой, продолжая танцевальные движения, которые становятся предсмертными конвульсиями...

Это если говорить только о Шопене. А совершеннейшие Скерцо и Песни без слов Мендельсона? А Лунная соната Бетховена, превосходящая всякое воображение? Ведь Фридман, первый и единственный из пианистов, подобрал стилистические ключи ко второй части, преодолев поверхностно-эффектную формулу Листа о жемчужине между двумя безднами и показав нам, что этих бездн на самом деле три, и центральная из них едва ли и не самая глубокая, если не сказать страшная. В первой же части он добивается трагического эффекта мерным «похоронным» движением с едва уловимой мрачной игрой света и тени, перемежаемой тончайше интонационно варьированной пунктирной формулой траурного марша. Вообще «Лунная» у Фридмана очень заметно, даже, я бы сказал, демонстративно перекликается с двумя последними частями b-moll’ной сонаты Шопена, которые тоже в интерпретации Фридмана мало имеют себе равных по мастерству и силе воздействия.

А Лист? А Концерт Грига, который многие считают непревзойденным по его вулканической, с натуральной бурлящей раскаленной лавой, мощи и интенсивности?
А Романс Рубинштейна, с удивительным баритональным пением, в котором буквально проступают пушкинские стихи во всем богатстве интонационных подробностей, задуманных композитором?
А чудесная «Утренняя серенада» Шуберта-Листа?
А, наконец, великолепные «безделушки», под руками Фридмана обретающие другой, гораздо более крупный масштаб, иногда, буквально, трагическое величие – Менуэт Падеревского, который Фридман играет лучше гениального пианиста-автора, Юмореска Дворжака, Серенада Мошковского, которую я и в сто пятидесятый раз не могу слушать без волнения?

А совершенно неслыханная виртуозность Фридмана, техническое совершенство, которому доступны все психологические, драматические, интонационные оттенки с любыми градациями, трансформациями, переходами, перекличками, взаимодействиями голосов, – все то, что, собственно, и делает пианистическое искусство искусством?

В этом пианисте есть сила самой природы. В частности, сила бушующего, иногда ураганного ветра, во многих вещах, и в Бетховене, и в Шопене. Мои друзья, живущие в окрестностях Иерусалима, говорят, что там зимой дует страшный, холодный, пронизывающий ветер, в точности такой, как у Фридмана в Революционном этюде Шопена...

Неужели Вы мимо всех этих сокровищ равнодушно прошли?

Пассаж о Борхесе Ваш я тоже не совсем понял. Какое он отношение имеет к Фридману? В давние времена переписыванием произведений, без малейшей иронии, занимались многие начинающие композиторы, в частности, Иоганн-Себастьян Бах, которому такое переписывание заменило не существовавший тогда в природе консерваторский курс обучения. Но, повторяю, связи с Фридманом я здесь не уловил, возможно, по своей тупости...

И насчет прогресса исполнительства трудно мне согласиться с Вами. В чем Вы его видите? Есть ли сейчас хоть один человек масштаба Фридмана, Гофмана, Пахмана, Розенталя, Рахманинова, Зауэра, д’Альбера, Бузони, Корто (можно продолжать еще долго)? Мне кажется, в исполнительстве, как и во всех других искусствах, очевиден регресс, деградация, а никакой не прогресс, которому попросту неоткуда взяться, потому что на него спроса публики нет, прогрессировать ведь прежде всего именно она не хочет, так как это потребует с ее стороны огромных усилий, от которых она давно отвыкла, а без ее прогресса не будет и никакого другого...

Что касается Вашего «не подумайте чего», то мы ведь собираемся здесь не для того, чтобы изображать петухов и кукушек, а чтобы честно говорить на важные для нас темы. Что мы и делаем, ни в малой степени (по крайней мере, я) не претендуя на всеобщее согласие и унисон. Спасибо Вам за честный отклик на мой материал. Надеюсь, и другие еще откликнутся. Для меня самое главное – чтобы Фридман не был забыт. Чтобы его слушали. Ведь это полный абсурд – когда художник такого масштаба многие десятилетия исключен из культурного контекста. Теперь я его туда до некоторой степени вернул. Надеюсь на цепную реакцию, эффект домино, геометрическую прогрессию и все такое...

Соглашусь только с тем, что такой игры уже не услышишь. Да и кто такой Соколов по сравнению с ФРИДМАНОМ?! Тогда уж сравнивали бы Озаву с Коутсом, Рэттла с Рональдом, Марка Горенштейна (прости Господи) с Яшей Горенштейном и (с содроганием в голосе) Тильмана с Кнаппертсбушем!!!

Начали бы уже всерьёз говорить о интерпретациях Патетической с Коутсом и Плетнёвым! А почему бы и нет?! Вывели бы целую формулу гениальности дирижеров прямо пропорциональную ненадобности старых мастеров и можно смело было бы закрывать и удалять сайт...

Я вообще не понимаю, господа, КАК МОЖНО сравнивать несравнимое! Я, откровенно говоря, иногда таким занимаюсь, НО только забавы ради. Знаете, уморительная картина выходит. Вот недавно сравнивал Пятую Бетховена с Мути (её так где-то нахваливали!!!) и Рональдом (1926). Вот честное слово, чуть со стула не рухнул от смеха. Такая же картина предстала предо мною, когда я сравнивал Лунную с Гульдой и Фридманом.

Подобные высказывания попахивают "ересью от музыки" и они достойны некоторых сайтов, где убиваются по записям того же Баха или Телемана с аутентистами и запойно слушают Бетховена с Мазуром или Аббадо, высказывая подобное: "О чудо! Гениальнейшее из гениальнейшего!"

Это свидетельство духовной капитуляции перед мастерами, которые, по совершенно необъяснимым причинам, играли, как жили... Самозабвенно, отдавая каждую клеточку себя НЕ СЛУШАТЕЛЮ, а музыке... Они МОГЛИ!!! А сейчас исполнители (любые) даже не то что бы не могут, а даже не хотят стараться, чтобы хотя бы приблизиться на миллионную долю к тем, кто МОГ!!!

Павел,
абсолютно не одобряю столь воинствующего радикализма-консерватизма по отношению к современным музыкантам.

Ув. Gtn, если говорить о субъективно-салонном стиле, то он до некоего предела и абсурда был доведен, скорее, Пахманом, когда, обладая феноменальным пианистическим мастерством, он разыгрывал буквально кошачьи концерты с соответствующей пластикой, но и художественно безответственно, с какими-то ужимками и прыжками, клоунадами, хотя, конечно, огромное обаяние во всем этом было и остается в записях до сих пор. Некоторая мелко-кокетливая салонность и безответственность была до некоторой степени свойственна Горовицу. Можно привести и другие примеры. Но где Вы этот салонный стиль усмотрели у Фридмана, для меня полная загадка. На мой взгляд он, по силе драматизма и прямого, мощнейшего, воздействия на слушателя, стоит вровень с Шекспиром. Если Шекспир салонный писатель, тогда да, и Фридман, конечно, салонный пианист.

Но вот Вы сами пишете о народной основе - какая же народная основа у салонного музицирования? Что-то все-таки не до конца вяжется в Ваших фридманологических построениях. Салон - это где все ненастоящее, поверхностно-приятное, манерное и мелко-пикантное, воспринимаемое под "колокольный звон ножей и вилок", как сказал современный поэт. А Фридман натурально бьет Вас дубиной по голове! Хотел бы я посмотреть, что после фридмановского "дебоша" осталось бы от любого салона...

И какой же у него Вы выискали "разврат"? Разврат - это нечто вялое, скучное, механическое, искусственно разогретое и перегретое, а у Фридмана каждая нота полна искренности, сострадания и любви. И пример Артура Рубинштейна мне показался странным, для укора Фридману неудачным. Мне кажется, Артур Рубинштейн не идет с ним ни в какое сравнение. У Рубинштейна нет ни настоящей техники, ни тонкости, ни изобразительной, ни лирической, ни драматической силы. Звук не тянется, легато нет, настоящей подробной, ответственно продуманной фразировки нет, один только бодрый, добродушный, феноменально ловкий, жизнерадостный треск и блеск, что, конечно, само по себе и немало, и симпатично, но все-таки в голове не укладывается, как такого пианиста можно предпочесть Фридману...